
К слову сказать, наш второй фельдшер была женщина размеров необъятных, за что и получила прозвище “миссис Пигги” (помните симпатичную хрюшку из “Маппет-шоу”). При доброй душе руку “Пигги” имела тяжелую - во время внутримышечных инъекций (а делала она их своеобразно - вначале приставляла иглу к телу, а потом давила на шприц) у больных глаза выскакивали из орбит. При повторных встречах с “добродушной толстушкой” пациентов обычно сотрясала мелкая дрожь.
В один из воскресных дней я пришел на суточное дежурство. Пришла на него и напарница. Я было хотел отпустить ее, по крайней мере до вечера, но она, объяснив, что дома ей сегодня делать нечего, да и вообще почему-то скучно, решила остаться. Все шло своим чередом: больные вызывали, мы выезжали, пока... пока не поступил так называемый “блатной” вызов. Другими словами, один из больших медицинских начальников позвонил домой главному врачу “Скорой” и сообщил, что надо бы посмотреть одну больную. Тот в свою очередь позвонил на “централку” спецам - стало быть, нам.
Надо сказать, что врач нашей бригады была заслуженным врачом РФ и имела множество других регалий (я так и не понял, кстати, за что же она их получила). Звали ее почему-то Аурелия. Это странное имя вполне соответствовало другим ее странностям. Аурелия почти никогда не давала по-настоящему реанимировать тяжелого, “уходящего” больного. К примеру, когда все остальное уже не приносило успеха, она запрещала делать манипуляции “последней надежды” - внутрисердечные инъекции, укол в корень языка и т.д. После ухода с “адреса” она объясняла это так: “А вдруг в это время больной, так сказать, “окончательно умрет” на глазах у родственников. Они могут решить, что это случилось после нашего укола, и мы будем виноваты”. Вот такая она была “добрая тетушка” Аурелия. Иногда по этому поводу молодые врачи прибавляли к ее имени многозначительный эпитет, и тогда оно звучало так - “старая п..... Аурелия”. По слухам, она была не в обиде.
И вот Аурелия сообщила нам со вздохом, что придется ехать на “блатняк” (как повелось, это не сулило ничего хорошего). Залезая в машину, она проворчала: “Вечно эти “шишки” вызывают по пустякам, и все им не так, все не ладно”. В то славное время “социалистического реализма” в большинстве городов, как известно, ничего не покупалось - все доставалось. Вот и мы по дороге на вызов, откладывая неприятное на потом, сделали большой крюк, заехав на какой-то склад, где Аурелия и “Пигги” отоварились десятком синих рабоче-крестьянских кур.
Добравшись в конце концов до указанного адреса, мы застали там приветливую женщину лет шестидесяти, которая сидела в кресле. Смущенно улыбнувшись и взглянув на открывшую нам дочь, она сказала: “Ах, все-таки побеспокоили врачей. И напрасно - мне уже намного лучше, главное одышка прошла, дышать можно”. Аурелия ответила, что раз уж мы приехали, то все должны сделать, как положено. Первым делом она попросила нас снять больной ЭКГ. “А может быть, не стоит”, - поинтересовалась та. “Надо, это просто необходимо”. Кардиограмма в кресле не получилась (железные пружины давали помехи), и врач распорядилась перевести женщину на кушетку. Та, прежде чем лечь, сообщила, что лежать ей нелегко - сразу нарастает одышка. Аурелия же заверила, что исследование не займет много времени и что нужно потерпеть (и приспичило же ей снимать ЭКГ!). Больная покорно легла, фельдшер присела боком на рядом стоящий стул, а я, упулившись в аппарат, начал снимать ЭКГ. Краем глаза я видел, что пациентка пару раз пыталась привстать, но “Пигги” тяжелой рукой останавливала ее: “Погодите, Вы же мешаете”. Вдруг самописец аппарата стал выписывать на ленте замысловатые кренделя.
Я взглянул на лежащую женщину и остолбенел - ее лицо мгновенно стало синюшно-багровым... и тут же изо рта фонтаном хлынула розоватая пенящаяся жидкость. Это была картина молниеносно развивающегося отека легких. Я окликнул стоявшую у окна врача, одновременно пытаясь посадить фонтанирующую больную. По всем признакам та уже вошла в фазу клинической смерти, шансы на спасение были минимальными. И вновь был наложен запрет на “адреналин в сердце” и т.д. Вместо этого подошедшая Аурелия, как сомнамбула, сидела у трупа (а в этом уж не приходилось сомневаться) и что-то выслушивала, механически передвигая фонендоскоп. А в это время на кухне ворковала, готовя докторам чай, ничего не подозревающая о происходящем дочь. Сцена последовавшая за этим не поддается описанию. В конце концов, выйдя из охватившего ее ступора, Аурелия свалила всю вину на участковых врачей (мол, запустили) и вместе с нами ретировалась из “блатной” квартиры.
Спускаясь по лестнице, наша заслуженная докторша неожиданно (по-видимому, в первую очередь для себя) вслух проговорила: “Да, тут нужно было подумать об отеке, нельзя было ее класть”. “Пигги”, позади меня, еле слышно пробурчала: “Эх, Аурелия, Аурелия, старая ты п.....” Вскоре этот день прошел. Впрочем, как мы знаем, в этом мире проходит все.
Влад Аверьянов ©
/"Записки бывшего лекаря"/
Community Info